Читать интересную книгу Лишь одна Звезда. Том 1 - Роман Суржиков

Мысли Миры напоминали морозный узор на стекле: разбегались лучами, ветвились, сплетались в причудливый орнамент.

Нортвуды направлялись в Фаунтерру по приказу Адриана. Что за приказ? Нужно выяснить, но не это главное.

Виттор Шейланд велел своим вассалам задержать Нортвудов в Уэймаре. Зачем? Развилка.

В одну сторону: Виттор хотел лично увидеться с Нортвудами. Договориться. О чем? Очевидно, договор важен прежде, чем Нортвуды попадут в Фаунтерру. Настроить их против императора? Возможно. Даже сама по себе задержка в пути уже вызовет конфликт с Адрианом. Императору не по нраву, когда вассалы медлят, выполняя приказ.

В другую: Виттор хотел показать Нортвудам меня. Их задерживали в Уэймаре, пока Инжи с парнями везли меня из обители. Зачем? Развилка.

Влево. Предупредить Нортвудов об опасности: приедут в столицу – тут же попадут под суд. Я отправила из Альмеры три письма: Адриану, Марку и Итану. Хоть одно, да дошло. Адриан уже знает, что Сибил его обманула. Если Элиас и сыновья не хотят разделить с нею камеру, то им лучше не соваться в Фаунтерру. Они останутся должны Виттору, он найдет, что взыскать взамен.

Вправо. Шантаж. Я – живая угроза Виттора Нортвудам. Послание: заплатите мне, иначе император узнает о заговоре. Я отправила письма… что, если они перехвачены? Эф или Инжи подкупили почтовиков, письма никуда не ушли. Адриан все еще не знает, но Виттор сообщит ему, если Нортвуды не выполнят требования. Какие?..

Параллельно. Откуда Виттор вообще знал, где меня искать? Я писала Бекке… так почему явились люди Виттора? Бекка обратилась к нему за помощью, поскольку он – мой сюзерен? Бекка этого не знала. Она считала меня Глорией, а не Минервой.

Сплетение, линии сходятся в узел. Расшифровав записку, Бекка пошла к своему отцу, а затем – к Итану. И тот, и другой ответили ей одно: Глория в монастыре – личное дело Нортвудов, ты не в праве вмешиваться. Но слухи о моем заточении расползлись и дошли до Виттора. Он видел меня на балу и мог что-то заподозрить, а теперь, сопоставив, разгадал игру Сибил. Он стал шантажировать ее. Сибил рассмеялась ему в лицо: ведь он не имел доказательств. Тогда Виттор нашел меня и привез сюда, и предъявил Нортвудам как письмо с угрозой. Теперь выждет еще дня два-три, пока старый Элиас придет в полнейший ужас, а затем явится сам и потребует что угодно – и граф Элиас даст.

Стало быть, я – снова серпушка? Меня вернули на поле, чтобы удачно разменять?

Не бывать этому!

Мира поднялась. Эф тут же поймал ее за рукав:

– Куда вы?

– В уборную.

– Сама не найдете. Я проведу.

Кто бы сомневался!..

Она вышла. Сир Френсис Мюррей обогнал ее, пошел впереди, указывая дорогу. Молодой, раздражительный, до чертиков самоуверенный – лорденыш. Невысок ростом, несдержан, холеричен. Он никогда не нравился Мире. Это и к лучшему.

Миновали пролет лестницы, спустились в полуподвал. На Эфе перламутровый камзол, мышцы спины играют под тканью. Значит, под камзолом ничего, кроме рубахи.

Вошли в темный коридор. Пара лампад на стене, никакого другого света. На поясе Эфа – длинный кинжал с витой рукоятью, у гарды светятся два красных огонька.

Миновали дверцу в боковой стене, закрытую на защелку. Мира отстала на шаг, раскрыла дверцу… и в ужасе вскрикнула, отпрянула, выпучив глаза.

– Что такое?..

Эф обернулся к ней. Дрожа от страха, она указала в проем:

– Там… там!..

Он заглянул.

То была служебная кладовка, внутри стояло ведро, висели веники и швабра. Пару секунд Эф удивленно взирал на все это. За его спиною Мира вынула из рукава нож, сунула между ног Френсиса и нажала вверх. Лорденыш ахнул и замер.

– Руки на стену, – приказала Мира.

Он выполнил. Она вынула из его ножен искровый кинжал. Нащупала лепесток, нажала. Светящееся око издало тихий щелчок.

– Что вы за…

Он не договорил. Мира воткнула клинок ему в ягодицу. Тело Эфа сотряслось в судороге, обмякло, повалилось на пол. Девушка втолкнула его в кладовку, заперла дверь. Зашагала обратно, пряча фруктовый нож в рукав, а искровый – в складки платья. Сжимая эфес в ладони, той же рукою подобрала подол – и кинжал скрылся под тканью, оставшись в руке.

Вышла на лестницу, поднялась в холл. Двое слуг встретились на пути – поклонились, уступая дорогу.

Распахнула дверь, шагнула на подворье. Стояли сумерки, замок готовился ко сну. Южные ворота заперты наглухо, северо-восточные открыты днем, но закроются на ночь. Однако Мира выглядит дворянкою, держится и говорит, как дворянка. Стражники не рискнут остановить ее, если только не имеют специального приказа. Что ж, проверим. Если не выйдет – есть еще один заряд в кинжале. И плющ на стенах замка.

За гостевым домом показался колодец, за ним – ворота. Калитка заперта, двое копейщиков сидят на скамье. Если получится, за калиткою будет дорога, что через сто шагов нырнет в лабиринт городских улочек. Никто и ни за что не найдет ее там. Черное платье, темные волосы – любой тени довольно, чтобы исчезнуть. Правда, с собою ни денег, ни одежды – ничего, кроме платья и двух кинжалов. Но какое это имеет значение?!

Я – серпушка?.. Не бывать!

– Отпирайте! – походя бросила она стражникам.

Один подхватился:

– Миледи, постойте…

Мира поглядела на него, думая о Сибил Нортвуд, отравленном кофе, кинжале в руке.

– Да, простите, – буркнул копейщик и отодвинул засов.

Когда Мира шагнула к порогу, мужская рука легла ей на шею. Шагов она не слышала, человек просто образовался за спиной, возник из воздуха. Острие чужого кинжала царапнуло локоть.

– Малютка, будь паинькой, брось ножик, – мурлыкнул ей на ухо Инжи Прайс.

Мира разжала пальцы.

– И второй – тот, что в рукаве…

Она повиновалась.

– Золотое дитя! – Парочка развернул ее к себе и печально улыбнулся. – Куда это ты собралась? Не уезжай. Я же скучать буду.

Меч

Сентябрь 1774г. от Сошествия

Монастырь Марека и Симеона (север Альмеры)

В северной части Альмеры, на полпути от Алеридана к городу Флиссу, что на берегу Дымной Дали, находится небольшая обитель. Поименованный в честь Праотцов-отшельников Марека и Симеона, монастырь стоит в уединенной лесистой ложбине меж холмов. К скромным владениям братии принадлежит лесок, несколькосот акров пахотных земель да четыре деревушки. Одна из деревень занимает приметное положение на дорожной развилке: на север – Флисс и Дымная Даль, на запад – Блэкмор, на юг – столица герцогства. Деревню, в силу данного обстоятельства, зовут Дорожным Столбом.

Некогда, лет двести назад, настоятель монастыря покумекал, прикинул выгоду, да и открыл в Дорожном Столбе ярмарку. А после поразмыслил еще и прибавил к ярмарке пивоварню. Дело стало приносить плоды. Ярмарка цвела, питаемая тремя потоками людей. Столбовое пиво разъезжалось по Красной Земле в телегах торговцев. Рыночный сбор и доходы с пивоварни набивали кошелек аббата. Монастырь разрастался, наполнялся добром, обзавелся роскошным собором. Братия тучнела и привыкала к комфорту. Все хозяйственные хлопоты ложились теперь на плечи послушников и наемных батраков, братья же занимались лишь богослужениями, да с завидной регулярностью наведывались в Дорожный Столб – за податью. Крестьяне и торговцы порою начинали роптать: не слишком ли зажралась братия? Так ли по сердцу Праотцам эта свора ленивых чревоугодников?.. Однако стоило кому-нибудь из ворчунов наведаться в обитель Марека и Симеона, как его немедля вели в собор. Это грандиозное, величавое строение оглушало любого своим великолепием. Всякий прихожанин тут же проникался глубоким уважением к монахам, аббату и самой обители. Такой величественный монастырь просто не может быть неугоден Праотцам! Святые братья полны благодати божьей, раз каждый день молятся в столь прекрасном месте! Прихожане забывали роптать, жертвовали монастырю денег и уезжали восвояси, полные благоговения. Так продолжалось больше века.

А потом очередного аббата угораздило вступить в перепалку с графом Эрроубэком. Причиною стала сущая безделица, но граф оказался вспыльчив, а аббат – упрям. Они мигом проскочили ту ступень, где дело еще можно было уладить чашей вина. Миновали и ту, где хватило бы: «Простите, ваша милость» – «Не стоит извинений, ваше преподобие». Сгоряча перепрыгнули и ту ступень, на которой помогло бы вмешательство третьей стороны – скажем, герцога Альмерского или архиепископа Алеридана. А тогда уж свара переросла в лютую вражду и затянулась на десятилетие. Аббат гневно брызгал слюной с кафедры, слал кляузы герцогу и императору, срывал венчания графских детей и причащения внуков, убеждал капитул отлучить графа от Церкви. Эрроубэк, в свою очередь, окружал Дорожный Столб заставами, собирал несусветные путевые сборы, распугивал торговцев сворами угрюмых воинов, что бродили по околицам монастырских земель и, вроде, ничего плохого не делали, но все же выглядели отпетыми бандитами.